ЧАРЛЬЗ: Как вы смеете?
КРИСТОФОРО: Но что ещё трудней, так это увидеть желание к совокуплению. Это невидимо. Поэтому нет подтверждения, что ваша жена спит где-то еще кроме супружеской постели.
ЧАРЛЬЗ: Нет доказательств?
КРИСТОФОРО: Никаких.
ЧАРЛЬЗ: Тогда вам нечего мне сказать.
КРИСТОФОРО: Я бы этого не утверждал.
ЧАРЛЬЗ: Так что вы скажете? Что вы скажете одним словом?
КРИСТОФОРО: У меня нет такого слова.
ЧАРЛЬЗ (в лицо Кристофоро). Так найдите его.
КРИСТОФОРО (торопливо). Будет лучше, если я прочитаю мой доклад. (Он берет файл и старается открыть его. К несчастью страницы будто склеены.) О, Б-же! Это сироп. Я вчера старался перевезти вафли. Ну, так. Первую страницу я все равно могу прочесть. (Кристофоро берет первую страницу, которая состоит как бы из двух половинок и читает официальным голосом.) Доклад Джулиана Кристофоро о перемещениях миссис Сидлей. Среда, 22 сентября.
ЧАРЛЬЗ: Это неважно.
КРИСТОФОРО: Извините, но это был мой первый день.
ЧАРЛЬЗ: Продолжайте.
КРИСТОФОРО: Десять сорок восемь. Объект преследования выходит из дома. На углу Волтон и Пойнт берет такси. Между прочим, это всегда фокус. Вы никогда не задумывались, что делать сыщику, если тот, за кем следят, поймал такси, а другого такси рядом не видно.
ЧАРЛЬЗ: Я полагал, что вы были за рулем.
КРИСТОФОРО: А. Жаль, но больше уже нет. Прежде я был водитель-асс в агентстве, но однажды мне пришлось следить за человеком, которого я подозревал в передаче шпионских секретов. Он шел пешком, я уверен, его зонт был начинен украденными микрофильмами. А я был в моей машине – маленьком «Моррисе», под прикрытием «Желтого Нарцисса». Неожиданно он сделал рывок к главному входу Вестминстерского Аббатства. Мне ничего не осталось сделать, как последовать за ним.
ЧАРЛЬЗ: В вашей маленькой машинке?
КРИСТОФОРО: Конечно. Если я хотел поймать его с поличным, нельзя было терять ни минуты.
ЧАРЛЬЗ: И что случилось?
КРИСТОФОРО: Я врезался в крещенскую купель и полностью сорвал королевские крестины. В итоге они отобрали мои права. Слишком жестоко, ведь я действовал в интересах национальной безопасности.
ЧАРЛЬЗ: Вестминстерское Аббатство?
КРИСТОФОРО: Да. Знаете? Это на площади Парламента.
ЧАРЛЬЗ (спокойно). Я знаю, где это. (Поднимается и подходит к окну, которое дальше от сцены. Открывает и вдыхает свежий воздух.) Продолжайте, пожалуйста.
КРИСТОФОРО: Объект следует к шляпному магазину «Мадам Марта», адрес32 Марбл стрит.
ЧАРЛЬЗ: Вы могли видеть внутри?
КРИСТОФОРО: Да.
ЧАРЛЬЗ: Кто там был?
КРИСТОФОРО: Еще четыре женщины.
ЧАРЛЬЗ: А мужчины?
КРИСТОФОРО: Я не думаю.
ЧАРЛЬЗ: Вы не думаете?
КРИСТОФОРО: Я имею в виду, что они могли быть одеты как женщины.
ЧАРЛЬЗ: Понятно.
КРИСТОФОРО: Объект получает шляпу, по-видимому, заказанную заранее, и выходит в ней на улицу. Шляпа напоминает кучку вареной моркови.
ЧАРЛЬЗ: Пожалуйста, следите за своим языком. Все, что моя жена знает о шляпах и одежде, она выучила от меня. Когда мы познакомились, она носила только свитера и брюки. Критикуя ее вкус к шляпам, вы критикуете меня.
КРИСТОФОРО: Я приношу извинения.
ЧАРЛЬЗ: Полагаю, что теперь, когда она отдалилась от меня, она вернется к прежним вкусам. Всю последнюю неделю она проходила в какой-то отвратительной зеленой мужской шляпе.
КРИСТОФОРО: Она вам не понравилась?
ЧАРЛЬЗ: Она что, понравилась вам?
КРИСТОФОРО: Мне кажется, в этом есть какой-то мальчишеский шик.
ЧАРЛЬЗ: Продолжайте, пожалуйста.
КРИСТОФОРО: Одиннадцать тридцать – объект в элегантной морковной шляпе направляется к Бронтон Роуд, входит в кафе-бар «Микельанджело», заказывает «Падающую пизанскую башню».
ЧАРЛЬЗ: Это еще что такое, черт побери?
КРИСТОФОРО: Фаллического вида кондитерское изделие, состоящее из мороженого «Тутти-фрутти», шоколадных марципанов, в основании: имбирь, лесные ягоды: малина, ежевика, с добавлением орешков и черной патоки, все это покрыто сверху облаком взбитых сливок, и все это повторяется слой за слоем, одно за другим, одно за другим… Ваша жена сладкоежка… Так что, если уж говорить о не сообразующихся фактах, то она, как я. А вы любите сладкое?
ЧАРЛЬЗ: Какая разница! Что происходил дальше?
КРИСТОФОРО: Двенадцать семнадцать – объект выходит из кафе-бара и идет в Кенсингтонский сад. Подходит к статуе «Питера Пэна». Вы верите в сказки?
ЧАРЛЬЗ: Что она сделала?
КРИСТОФОРО: Она посмотрела на него и засмеялась – реакция, кажущаяся мне странной.
ЧАРЛЬЗ: Совсем нет. В первую неделю после нашей свадьбы я показал ей эту статую и объяснил, что именно в ней смешного. Когда вы критикуете ее вкус к скульптуре, вы критикуете меня.
КРИСТОФОРО: Прошу прощения. Извините меня, пожалуйста. Я не знаю куда смотреть.
ЧАРЛЬЗ: В ваш доклад.
КРИСТОФОРО: Да… конечно…
ЧАРЛЬЗ: Я предполагаю, она кого-то ждала.
КРИСТОФОРО: Напротив, она прогуливалась весьма бесцельно.
ЧАРЛЬЗ: Откуда вы взяли, что это было бесцельно?
КРИСТОФОРО: В каком-то месте она подняла несколько желудей.
ЧАРЛЬЗ: Желудей?
КРИСТОФОРО: Да, чтобы бросить их в уток в пруду. У меня создалось впечатление, что ей нечего было делать.
ЧАРЛЬЗ: Очаровательно. И это результат всей моей работы по ее воспитанию, как проводить досуг разумно.
КРИСТОФОРО: Стояла прекрасная погода.
ЧАРЛЬЗ: А это какое имеет значение?
КРИСТОФОРО: Я стараюсь быть снисходительным.
ЧАРЛЬЗ: Вам платят не за снисходительность, не так ли?
КРИСТОФОРО: Нет.
ЧАРЛЬЗ: Тогда продолжайте.
КРИСТОФОРО: Двенадцать двадцать пять. Объект покидает парк и идет в кино на Оксфорд стрит. Показывали: «Как я была несовершеннолетней некрофилкой».
ЧАРЛЬЗ: Надеюсь, вы пошли за ней?
КРИСТОФОРО: Конечно.
ЧАРЛЬЗ: И она сидела в кино одна?
КРИСТОФОРО: От начала до конца. Четыре часа семнадцать минут.
ЧАРЛЬЗ: Четыре часа?
КРИСТОФОРО: Она смотрела фильм два раза подряд.
ЧАРЛЬЗ: Какой вывод вы из этого сделали?
КРИСТОФОРО: Мне показалось, что это изумительная возможность оспорить все подозрения об измене.
ЧАРЛЬЗ: В самом деле?
КРИСТОФОРО: Это был ужасно безвкусный фильм, но еще хуже были те, что последовали в последующие дни.
ЧАРЛЬЗ: И таким образом она провела весь день?
КРИСТОФОРО: Да.
ЧАРЛЬЗ: После всего чему я ее учил? Да как она посмела? Как она посмела? (Расстроено.) Извините. Это нелегко – заставить детектива следить за своей женой. Всякий это поймет и вы должны плохо относиться к этому, или относились бы, если…
КРИСТОФОРО: Если бы это был не я… Такое случается иногда, мистер Сидлей, иногда я заканчиваю тем, что ненавижу многих наших клиентов.
ЧАРЛЬЗ: Ненавидите. Для вас сказано довольно громко.
КРИСТОФОРО: О, да. Это вырвалось почти рефлекторно, они меня тоже ненавидят.
ЧАРЛЬЗ: А чего еще вы от них ждете?
КРИСТОФОРО: Ничего. Клиент смотрит сверху вниз на проститутку, облегчающую его. Это известный пример.
ЧАРЛЬЗ: Очаровательный образ.
КРИСТОФОРО: Но очень точный, мне кажется.
ЧАРЛЬЗ: Если вам так кажется, то зачем вы делаете эту работу?
КРИСТОФОРО: Личные причины. А, если быть еще более точным, общественные.
ЧАРЛЬЗ: Я не понимаю.
КРИСТОФОРО: Это не важно. Рискуя прозвучать невежливым, все же спрошу, мистер Сидлей. А почему вы это делаете? Я имею в виду… пришли к нам? Ведь на самом деле не было из-за чего приходить.
ЧАРЛЬЗ: Вы хотите сказать – ничего конкретного. Не было писем, написанных горячей, стремительной рукой, не было виноватых улыбок, она не краснела… Дорогой мой, мы живем в двадцатом первом столетии, когда не краснеют. Это ушло вместе с приглашениями на балы и любовными письмами. Предательство стало словом с устаревшим значением.
КРИСТОФОРО: Я думаю, что это риторика, мистер Сидлей. Очень хорошо упакованная, посмею так сказать. Но это не совсем верно, точнее – совсем неверно.
ЧАРЛЬЗ: Нет? У моей жены не больше понятия о сексуальной преданности, чем у этого кресла. Когда я с ней познакомился, она не видела ничего страшного в том, чтобы спать с тремя разными мужчинами в одну неделю.
КРИСТОФОРО: И одним из них были вы?
ЧАРЛЬЗ: Я не думаю, что должен отвечать на это.
КРИСТОФОРО: О, пожалуйста. Если вы, как священник в вашей профессии, то я как психоаналитик в моей. Вы не можете позволить себе придерживать информацию. Но в отличии от психоаналитика, я не считаю себя джентльменом, поэтому можете говорить мне все. Если все, что вы рассказываете правда, то зачем вы на ней женились?
ЧАРЛЬЗ: Потому что… Я был до безумия влюблен.
КРИСТОФОРО: Пожалуйста, продолжайте.
ЧАРЛЬЗ: Я не вижу, что полезного можно вынести из этого рассказа.
КРИСТОФОРО: О, вы должны позволить мне судить. Где вы ее встретили?
ЧАРЛЬЗ: В месте по названием «Модерн-клуб» в Сохо.
КРИСТОФОРО: Мне кажется, это место не для вас?
ЧАРЛЬЗ: Меня пригласил туда мой друг-журналист. Должен заметить – там было очень приятно. Обеденная зала с французской кухней находится наверху, а как бы в подвальном помещении, под ней, место, где можно потанцевать. В конце концов, я не очень хороший танцор, во всяком случае, не этих боевых передвижений дикарей в джунглях, которые современная молодежь теперь называет танцами. Но еда была хорошая и обслуживала нас Белинда.
КРИСТОФОРО: Белинда?
ЧАРЛЬЗ: Моя жена. Она делала это не очень хорошо, она все время забывала чей-нибудь заказ и должна была к нам возвращаться, с чем я был гораздо более согласен, чем все остальные… А потом я поймал себя на том, что зачастил туда. В конце концов я пригласил ее в театр. До этого в своей жизни она не видела ничего сложнее, чем фильмы ужасов. Эти фильмы были просто ее наваждением.
КРИСТОФОРО: Они до сих пор ее наваждение.
ЧАРЛЬЗ: Да… Это была забавная битва. Даже без моего требования она сдала всю свою жизнь на переделку. Я полагаю, ничего удивительного в этом нет. Первые восемнадцать лет жизни она прожила в захолустье и этого достаточно, чтобы удушить любого. Ее отец был обувщиком. Амбиции ее родителей о ней не поднимались выше, чем работа в библиотеке и брак с местным парнем. Теперь понимаете, почему она удрала в Лондон, где вела более экстравагантную жизнь, деля квартиру с двумя художниками, один из которых ездил по холстам на велосипеде, а другой, набрав краски в рот, плевал на холсты, выражая таким образом свое презрение к обществу. Поэтому неудивительно, что она прореагировала с энтузиазмом на мои тактические реформы, она ведь в это время сравнивала своих соседей с Эль Греко. Я учил ее всему, чему мог. Я не старомодный критик-эксперт, господин Кристофоро, но и не комичный, я надеюсь, дилетант. Конечно, мысль о бухгалтере с душой, возможно, покажется, вам нелепой. Я боюсь, что здесь много такого, что делает ситуацию смехотворной. Мораль в том, что сорокалетний мужчина не должен жениться на восемнадцатилетней девушке. Церковь должна была бы ввести закон? Вступайте в брак только с людьми своего поколения, но несмотря на разницу в возрасте, все начиналось так хорошо…
КРИСТОФОРО: Вы были счастливы?
ЧАРЛЬЗ: Очень счастлив. Она обновила мою жизнь. У меня появился человек, с которым я делился, которому я показывал свой мир.
КРИСТОФОРО: А она? Показывала она вам свой?
ЧАРЛЬЗ: В этом не было необходимости. Она была юна и этого было достаточно. Юности достаточно показывать только себя. Это можно сравнить только с солнцем. В компании многих мужчин моего возраста я обнаруживал, что меня относит куда-то к середине жизни, как бы путешествие к северным широтам. А мне это не нравилось, мне это совсем не нравилось.
КРИСТОФОРО: И так, вы пошли за солнцем.
ЧАРЛЬЗ: Глупый, безрассудный поступок. Через год я обнаружил, что женился на ребенке. На ком-то без понятия о своем месте в мире.
КРИСТОФОРО: Ее месте?
ЧАРЛЬЗ: Конечно. Ее месте. Белинда – жена профессионального человека в высокоорганизованном городе 21-го века. Вот ее Вот ее место. Как часто мне приходилось ей объяснять, что все было бы по-другому, если бы она вышла замуж за джазового трубача в Новом Орлеане, с кем она меня все время путает.
КРИСТОФОРО: Может быть, она хочет быть независимым человеком?
ЧАРЛЬЗ: Я не знаю кем она хочет быть. Она и сама не знает. Наши отношения продолжают ухудшаться. Три месяца назад я пригласил на обед очень важного клиента, президента одной огромной инвестиционной компании в Сити. Моя жена сидела во главе стола одетая в то, что я могу описать, как кожаная пижама. Когда я запротестовал, она ответила, что больна от моих надутых гостей.
КРИСТОФОРО: Это справедливо.
ЧАРЛЬЗ: Признаюсь, это несправедливо. (Сердито.) Мои гости не снобы. Только потому, что они не приходят к обеду переодетыми в мотоциклетную форму… Нет сомненья, они, конечно, безнадежно отстали от жизни современной молодежи. Они только читают, думают, путешествуют и обмениваются плодами этих впечатлений друг с другом. Есть ли в мире что-нибудь более пошлое, чем обожествление молодости?
КРИСТОФОРО: Нет ничего. Это как обожествление солнца. Приниженно и суеверно.
ЧАРЛЬЗ: Нет сомнения, что вас это развлекает.
КРИСТОФОРО: Как вы могли подумать?
ЧАРЛЬЗ: Вы насмехаетесь: «Виноград-то кислый…»
КРИСТОФОРО: Совсем нет.
ЧАРЛЬЗ: О, да!
